Айзек Азимов - На пути к Основанию [На пути к Академии]

– Да, но то, что может оказаться всего лишь временным неудобством для молодых и здоровых, вряд ли окажется таковым для детей, стариков, больных…

– А вы что же, считаете, что прямо-таки никто и пострадать за правое дело не должен?

Каспалов растерянно пробормотал что-то нечленораздельное.

– Без жертв в этом мире ничего не добьешься. Так не бывает, чтобы никто не пострадал, – сказал Намарти. – Делайте свое дело. Постарайтесь, если вы такой уж совестливый, сделать его так, чтобы пострадало как можно меньше народу, но дело сделайте!

– Послушайте, руководитель, – воскликнул Каспалов. – Я должен сказать вам еще кое-что.

– Ну, говорите, – устало пробурчал Намарти.

– Уже не первый год мы ковыряем дырки в инфраструктуре Трантора. Ну хорошо, допустим, настанет день и мы наковыряем их столько, что чаша народного терпения переполнится, а вы этим воспользуетесь для свержения правительства. Как именно вы собираетесь осуществить это?

– Вы хотите узнать, как мы в точности это осуществим?

– Да. Чем резче мы ударим, тем меньше будет объем поражений, тем успешнее будет проведено хирургическое вмешательство.

Намарти медленно, неохотно проговорил:

– Я пока не решил, как именно будет выглядеть этот «хирургический удар». Но он будет нанесен. А, до тех пор… так вы будете делать свою работу?

Каспалов обреченно понурил голову.

– Да, руководитель.

– Каспалов, вы можете идти, – резко сказал Намарти и махнул рукой.

Тот встал, развернулся и вышел. Намарти проводил его взглядом и сказал человеку, что сидел по правую руку от него:

– Каспалову больше доверять нельзя. Он продался. Он хочет предать нас и именно затем выспрашивает насчет моих планов на будущее. Приглядите за ним.

Все трое кивнули, встали и ушли. Намарти остался в одиночестве.

Дотянувшись до выключателя, он нажал кнопку и отключил подсветку стен.

Лишь маленький квадратик света, лившегося с потолка, рассеивал сгустившийся полумрак. Думал он вот о чем: «Во всякой цепи бывают слабые звенья, от которых нужно избавляться. Мы и в прошлом так поступали и в итоге имеем неприкасаемую организацию».

Он зловеще ухмыльнулся. Все шло, как надо. Кое-какие паутинки протянулись и во Дворец – не слишком прочные, не слишком надежные, но протянулись-таки. Ничего, скоро станут прочнее.

Глава 6

Уже несколько дней подряд стояла хорошая погода – теплая и солнечная, такое на незащищенной куполами дворцовой территории случалось крайне редко.

Хари помнил: Дорс как-то рассказывала ему о том, почему именно этот район Трантора, где зимы были так холодны и так часто лили дожди, был избран местом постоянной резиденции монархов.

«То есть, – сказала она тогда, – по сути дела, никто это место не избирал. На заре формирования Транторианского Королевства тут располагалось поместье правящей моровианской фамилии. Когда же Королевство стало Империей, у Императоров был большой выбор мест для резиденции – летние курорты, зимние дворцы, охотничьи поместья, дачи на побережье. Но в то время, когда планета мало-помалу начала покрываться куполами, один из Императоров, живший как раз здесь, так полюбил это место, что его оставили нетронутым. И именно потому, что только это единственное место осталось незащищенным, в нем и появилось нечто особенное, уникальное, и эта уникальность приглянулась следующему Императору, и так далее, и так далее. Вот так родилась эта традиция».

И, как всегда, когда слышал нечто подобное, Селдон задумался: что могла по этому поводу сказать психоистория? Можно ли было с ее помощью предсказать, что какой-то участок поверхности Трантора останется без купола? Допустим, это можно было бы предсказать, но наверняка ответа на вопрос о том, какой именно участок ожидает такая судьба, не последовало бы. Но может быть, и первый вопрос остался бы без ответа? Может быть, с помощью психоистории удалось бы установить, что непокрытыми броней останутся несколько участков поверхности, а может быть, не останется ни одного? Как можно было опираться в расчетах на личные желания или нежелания некоего императора, который в критический момент оказался на престоле и принял решение… да мало ли что могло на него тогда найти – хоть умопомрачение! Вот так возникает хаос – хаос и безумие.

Клеон I, без сомнения, наслаждался прекрасной погодой.

– Я старею, Селдон, – признался он. – Да не мне вам об этом говорить. Мы ведь с вами ровесники. Нет, конечно, то, что мне неохота играть в теннис или идти на рыбалку, это само по себе вовсе не признаки старости… кстати говоря, пруд недавно вычистили… ну, так вот: почему-то мне стало гораздо более приятно просто гулять по парку.

Разговаривая, Император грыз орешки, по форме напоминавшие столь любимые на Геликоне тыквенные семечки, но крупнее и не такие нежные на вкус. Клеон аккуратно разгрызал скорлупу и отправлял семечки в рот.

Селдон не был большим любителем этих орешков, но, конечно же, не смог отказаться, когда Император угостил его, и вынужден был съесть несколько штук.

Рука Клеона была занята скорлупой, и он растерянно смотрел по сторонам, не зная, куда бы их выбросить. Урны-дезинтегратора поблизости не было. Зато неподалеку, вытянувшись по струнке, как и следовало в присутствии Императора, и почтительно склонив голову, стоял садовник.

– Садовник! – окликнул его Клеон.

Садовник поспешно приблизился.

– Сир!

– Выбросьте куда-нибудь мусор, – сказал Клеон, пересыпая скорлупу в услужливо подставленную ладонь садовника.

– Слушаюсь, сир.

– Тогда уж и у меня заодно заберите, Грубер, – попросил Селдон.

Грубер протянул руку и почти застенчиво проговорил:

– Слушаюсь, господин премьер-министр.

Он поспешно удалился, а Император с любопытством посмотрел ему вслед.

– Вы что, знакомы с ним, Селдон?

– О да, сир. Старый приятель.

– Садовник? Ваш старый приятель? Кто он такой? Может, бывший математик? Неудачник какой-нибудь?

– Нет, сир. Ничего такого. Может быть, вы помните один случай. Это произошло тогда, когда… – Селдон прокашлялся, придумывая, как бы более тактично и осторожно назвать случившееся. – Когда, вскоре после того как вы своей милостью назначили меня премьер-министром, моей жизни угрожал некий сержант.

– А, покушение, – небрежно проговорил Клеон и поднял глаза к небесам, словно искал там успокоения. – Просто не понимаю, почему это все так боятся произносить это слово.

– Может быть, потому, – сказал Селдон, в душе презирая себя за то, что лесть теперь так легко срывалась у него с языка, – что все мы гораздо больше печемся о том, как бы чего-нибудь непредвиденного не случилось с нашим Императором, чем вы сами, сир.